Все эти гигабайты и гигагерцы – чисто рекламные вещи

Все знают, что Россия безнадежно отстает в радиоэлектронике, но редко кто задумывается, почему. Именно об этом говорил научный руководитель НИИ системных исследований, академик Владимир Бетелин на заседании Координационного совета разработчиков радиоэлектроники, состоявшемся 3 ноября 2017 года в «Рособоронпроме».

Мы полагаем, что неограниченному кругу читателей сайта nix.ru будет интересно узнать, зачем американский сенат придумал «цифровую экономику».

Интернет для чайников и кофеварок

Начнем по традиции с отдельных цитат из доклада академика.

«Глобальный рынок полупроводников в 2015 году составил 335 млрд долларов. Половину его занимали США. Корея – 17%, Япония – 11%, Западная Европа – 9%, Тайвань – 6%, Китай – 4%. После них остается еще 3%. Мы где-то там».

«Экспорт полупроводников дает США 42 млрд долларов. Это третья по доходности статья после самолетов (119 млрд) и автомобилей (55 млрд).

«К 2020 году в мире к интернету будет подключено 50 млрд устройств».

«Они очень хотят, чтобы интеллектуальная кофеварка в Оклахоме могла без помех поговорить с умной мясорубкой в Петербурге. Потому что отсюда, из потребительского интернета вещей, и пойдут к ним эти триллионы».

«Их инструмент – создание все новых и новых потребностей и триумфальное их удовлетворение. Потребительский интернет вещей – пример такого инструмента».

«В СССР реализовывалась другая модель: долгоживущие и ремонтопригодные изделия. ЗиЛ ходил с двумя капремонтами миллион километров».

«Создали «Сколково» для развития инноваций. Но если вы почитаете, то там задача – создать условия для инноваций, а не сами инновации».

Для желающих глубже разобраться в этой теме, предлагаем доклад академика Бетелина практически в полном изложении.

Интегральные штаты Америки

«Сила IT-отрасли не в гигабайтах и нанометрах, а в экономике, в том, какие денежные и товарные обороты эта отрасль имеет. Давайте посмотрим, как эта отрасль развивается в мире и почему у них все есть, а у нас ничего нет».

«Глобальный рынок полупроводников в 2015 году составил 335 млрд долларов. Половину его занимают США. Корея – 17%, Япония – 11%, Западная Европа – 9%, Тайвань – 6%, Китай – 4%. После них остается еще 3%. Мы где-то там».

«Экспорт полупроводников приносит США 42 млрд долларов. Это третья по доходности статья после самолетов (119 млрд) и автомобилей (55 млрд). А еще это 250 тыс. рабочих мест в самой отрасли и еще 1 млн рабочих мест в смежных отраслях».

«Китай и Тайвань. У их цифровой экономики тоже неслабые показатели. Мировой лидер контрактного производства полупроводников – это тайваньская компания TSMC: оборот 30 млрд долларов, 45 тыс. сотрудников, 830 тыс. кремниевых пластин в месяц. При этом 50% изделий выпускаются по технологии 28 нм и меньше, уже освоено массовое производство по технологии 10 нм, а теперь строится новая фабрика на 3 нм за 20 млрд долларов. Но 32% оборота компании приходятся на заказы Apple и Qualcomm».

«Наш радиоэлектронный комплекс по данным 2013 года – это 13 млрд рублей продукции, 511 предприятий и те же 260 тыс. рабочих мест».

«На самом деле все эти гигабайты и гигагерцы – чисто рекламные вещи. Они вторичны. Главный критерий успеха – это соотношение производительности к стоимости и объемы производства. Intel – это 55 млрд долларов оборота, 100 тыс. сотрудников и производство более 700 тыс. приведенных кремниевых пластин в месяц».

«На втором месте Texas: здесь все гораздо скромнее – 13,4 млрд долларов оборота и 30 тыс. сотрудников, при этом условных пластин производится тоже немало – 500 тыс. в месяц».

«Всю эту машину раскрутило постоянное удешевление гигафлопса, гигагерца и гигабайта. Именно благодаря этому полупроводниковая отрасль в США росла с темпом 5% в год. Целью перехода на меньшие проектные нормы всегда было не выполнение закона Мура, а снижение стоимости одного транзистора. Они гнались не за нанометрами, а за возможностью произвести и продать 500 тыс. пластин в месяц».

«В настоящее время в полупроводниковой индустрии наметился кризис. SEMI, к примеру, считает, что уменьшение стоимости транзисторов после 28 нм прекратилось. Кто-то считает по-другому, но уже ясно, что этот фактор больше не дает ключевого импульса для развития отрасли».

«Кризис связан и с удорожанием самого производства. Порог безубыточности современного полупроводникового завода составляет объем выпуска от 3 до 6 млрд долларов в зависимости от модели бизнеса. Стоимость завода – 10 млрд, стоимость технологического процесса – 1млрд, энергопотребление завода – 100 МВт. А вот параметры завода TSMC 2020 года, который перейдет на технологию 3 нм: 20 млрд долларов, 700 МВт и 50 тыс. тонн воды в сутки. Посчитайте, сколько надо выпускать товара, чтобы все это отбить?»

Какие цифры стоят за цифровой экономикой

«Какие способы решения этих проблем сейчас используются? Во-первых, это высокая доходность финишных радиоэлектронных изделий, а во-вторых – интернет вещей».

«Вот корпорация Apple. Она для своих финишных изделий все делает сама: от микропроцессоров до программного обеспечения. Заметим, что ее оборот – 215 млрд, то есть в четыре раза больше, чем у Intel, в ней трудятся 110 тыс. сотрудников, а ее капитализация составляет 537 млрд – первое место в мире на январь 2016 г. То есть преимущества этой модели бизнеса налицо. Заметьте, модель бизнеса Apple не предусматривает использование компонентов вне финишной продукции компании, то есть они не продадут вам отдельно ни микропроцессор, ни микросхему, вообще ничего».

«Но и Intel не стоит на месте, а бежит впереди нагоняющего его поезда. 5-7 лет назад он производил продукции на 90 млрд долларов, а сейчас – только на 55. Что компания в связи с этим предпринимает? Она создает новый рынок – рынок систем автоматического управления движением автомобиля, ёмкость которого к 2030 году составит 70 млрд долларов. И посмотрите, сколько Intel вкладывает в это направление: в 2015 году он купил за 16,7 млрд компанию Altera, разработчика и изготовителя ПЛИС, в 2017 году за 15,3 млрд приобрел компанию Mobileye – разработчика систем компьютерного видения. Создаются новые подразделения».

«А теперь рассмотрим в этом свете пресловутый интернет вещей. В США по этой теме есть решение сената от 24 марта 2015 года. Первое, что там записано: интернет вещей – это триллионы долларов экономической деятельности по всему миру. Они не гонятся за какими-то абстрактными выгодами цифровой экономики. Их цель конкретно вот эти триллионы, которые, как у них записано в стратегии, улучшат их коллективное национальное благосостояние. Вот их истинные цели. Это немножко не та «цифровая экономика», о которой все говорят в России».

«Наше правительство фокусирует внимание на промышленном интернете, а в США в январе 2017 года был внесен на рассмотрение сената так называемый «Цифровой акт», от которого, скорее всего, и пошло это понятие – цифровая экономика, хотя это всего лишь аббревиатура DIGITAL – Developing innovation and growing the internet of things. Там записано, что к 2020 году в мире к интернету будет подключено 50 млрд устройств. А каждое устройство и средства его подключения – это полупроводники. Вот что им надо на самом деле и вот где они видят эти триллионы. Это просто рынок сбыта для их полупроводниковой продукции».

«Что интересно – в акте намечаются уже и политические меры по управлению интернетом вещей: федеральное правительство должно энергично защищать трансграничные потоки данных путем торговых соглашений и других механизмов принуждения – заметьте это слово. То есть они говорят об очень понятных вещах: они очень хотят, чтобы интеллектуальная кофеварка в Оклахоме могла без помех поговорить с умной мясорубкой в Петербурге. Потому что именно отсюда, из потребительского интернета вещей, и пойдут к ним эти триллионы».

«Цифровая экономика – это просто проект лидеров американской полупроводниковой промышленности, у которых снижаются доходы, а порог окупаемости растет. Поэтому им нужны новые рынки сбыта своей продукции».

«Технический прогресс здесь вторичен. Им просто нужно расширять рынки. И приоритетная цель – снижение себестоимости и увеличение объемов. А мы придумываем себе какие-то технологические цели – нанометры, гигагерцы и терафлопы. А надо смотреть, какой объем производства мы получим. Лидерство в этих технологиях – это лидерство в объемах производства. Этого критерия я нигде не видел. Они разогнали свою машину и остановиться уже не могут. Им нужны новые рынки. Фабрика TSMC за 20 млрд – вы представляете сколько нужно продать, чтобы ее окупить».

«Их инструмент – создание все новых и новых потребностей и триумфальное их удовлетворение. Потребительский интернет вещей – пример такого инструмента».

Мелкий и очень средний бизнес

«А что есть у нас? Фактически только мелкий и средний бизнес. По данным CNews 100, в 2016 году выручка 100 крупнейших ИТ-компаний России составила 1,2 трлн рублей (20 млрд долларов) при численности работников 130 тыс. человек. Однако на производство оборудования и полупроводников приходится всего 10%, и, если разобраться, большинство этих компаний занимаются дистрибуцией и ИТ-услугами, то есть операциями с чужим оборудованием и программным обеспечением».

«В список 100 крупнейших ИТ-компаний России реальные отечественные производители даже не вошли. А это такие компании как Миландр, НИИСИ, МЦСТ, Элвис, НТЦ Модуль и т.д. Данных по ним особенных нет, но я сам их оценил: продукция в объеме 12-15 млрд руб. (250 млн долларов), 3000 сотрудников и производство не более 500 тыс. СБИС в год».

«Все это результат того, что в этой области государство уже 25 лет поддерживает только малый и средний бизнес, а крупный, по мнению наших руководителей, должен как-то сам собой образовываться».

«В планах, которые готовит, к примеру, Центр стратегических разработок или Институт экономики роста им Столыпина, вообще трудно понять, как связаны то, что они понимают под цифровой экономикой с макроэкономическими показателями ее развития. Ощущение такое, что просто намешаны вещи, с которыми и сами авторы проектов вряд ли знают, что делать: тут и искусственный интеллект, и большие данные, и блокчейн с цифровыми деньгами, но понимание того, что за всем этим реально стоит полупроводниковое оборудование, которое под этими лозунгами будет кто-то сбывать, – нет».

«Экспертная группа Digital McKinsey говорит что-то более внятное. Она говорит, что Россия уже давно живет в цифровой экономике, но пользы ей это не приносит. Смартфоны есть у 60% населения. В стране в 2016 году было 30 млн смартфонов и 5 млн персональных компьютеров, и все –зарубежного производства. Зависимость от импорта ИТ-оборудования – от 80 до 100%, по ПО – 75%. На 20% в год растет электронная торговля, при этом 60% приходится на китайские интернет-магазины».

«Первое условие для развития цифровой экономики – это наличие внутреннего рынка для сбыта собственной продукции. Эксперты наш рынок ругают, но он не такой уж плохой, как кажется. По данным CNews 100 объем продаж на внутреннем ИТ-рынке в 2016 году составил 20 млрд долларов, и это без закупок госкорпораций. Доля радиоэлектронного оборудования в нем составляет 15 млрд. Стоимость полупроводников – это в среднем 24% от стоимости оборудования, то есть 3,6 млрд долларов, а это почти объем производства крупной компании типа UMC (4,4 млрд, 18 тыс. сотрудников, 500 тыс. пластин в месяц)».

«5 млн компьютеров и 30 млн смартфонов – это не менее 70 млн микропроцессоров и СБИС, а это загрузка «Ангстрема-т» (140 тыс. пластин в год). Рынок есть. Другое дело, что надо делать то, что надо, а не то, что можем. И в этом вся проблема».

«Эльбрус-16С» в 2021-2023 гг. будет сопоставим в части гигагерц и гигафлопс с Haswell, Broadwell, Skylake образца 2014-2017 гг., но не по параметру производительность/стоимость».

«На самом деле за минувшие 25 лет в мире сформировалась новая модель производства – модель двойного сокращения, как я ее называю, то есть одновременного сокращения времени разработки и времени службы изделия».

«В России мы так и не сумели создать производство высокотехнологического ширпотреба по этой модели. 500 млн тонн нефти в год – больше никакого массового продукта страна производить не научилась. В СССР реализовывалась другая модель: долгоживущие и ремонтопригодные изделия. ЗиЛ ходил с двумя капремонтами миллион километров. Мы не научились, может быть к счастью, работать по модели двойного сокращения. Поэтому военная техника у нас до сих пор на уровне, поскольку она и должна быть такой. Самолеты никогда не будут короткоживущими. И нам надо нашу ИТ-отрасль замкнуть на авиацию, космос, энергетику, транспорт, военную технику. Сейчас мы, конечно, не решим, какую модель развивать. Для этого нужно государственное решение».

«Создали «Сколково» для развития инноваций. Но если вы почитаете, то там задача – создать условия для инноваций, а не сами инновации. Вот и в наших программах в основном записано, что надо создать условия для развития цифровой экономики, чтобы кто-то когда-то где-то эту экономику создавал. А нужно создавать не условия для создания ИТ-компаний, а сами компании».