Про любовь.
Облака под утро кончились. Ветер угнал последний эшелон и залег спать. Белочка этого не видела, и проснувшись с первыми лучами солнца схватилась за голову. Сегодня придет зайчик! А я! А я не накрашена! У меня не прибрано. Во что я одета!
─ Привет белочка! ─ в проеме стоял солнечный зайчик. Выпятив линялую грудь блистательно улыбался. Пары зубов не хватало, и зайчик шепелявил.
─ Я рвался к тебе каждый день, каждую минуту! Я пробивал дорогу сквозь тучи, разгребал лапами миллионы снежинок. Ты не представляешь как это тяжело. Каждый вечер мне казалось что вот-вот, еще чуть-чуть и я догребу до нижнего края тучи а потом один короткий прыжок и я у тебя.
─ А эти шрамы...
─ Я почти прошел сквозь тучу, но метель коварно ударила мне в лицо. От страшного удара я потерял сознание и два часа провисел между небом и землей, пока меня не выдернули на страховочном луче. Неделю я пролежал в больнице и вот...
─ Какой ты отважный! А я вот, а лиса, она спрашивала про тебя, и я подумала что не буду ничего говорить, это же лиса, она не просто так спрашивает, а вчера прилетала сойка и сказала что ворона видела чистый край неба, а я дура, надо было подумать что ты придешь, а мне было так тоскливо, так одиноко, я сидела и плакала и не прибралась и я не красивая, я плакала и думала что ты меня забыл и совсем не любишь, а любишь лису, а лиса .. А хочешь чаю?
─ Белочка! Где мое зеркало?
─ Ах ты боже мой! А я дура, я совсем... ─ и белочка метнулась, хвостом стерла пыль с зеркала, подвинула его к зайчику. Зайчик отразился и горделиво посверкал.
─ Ну не совсем еще. Годы конечно берут свое..
─ Ты такой красивый, прямо как во сне вчера. Мне вчера приснился сон, будто сплю я и просыпаюсь, а на пороге ты стоишь, а на тебе кафтан с вензелями, а внизу звери собрались а ты мне говоришь...
─ Милая... ─ зайчик нежно положил светлое пятно белочке на лапу. Ты же знаешь, я не могу, я же солнечный.
─ Да, а может... может ты останешься со мной, будем тут вместе жить, ты же у меня ни разу на ночь не оставался, ты не подумай, я мусор вынесу и буду тебе стирать комбинезон и я умею варить грецкий орех...
Солнце коснулось своим краем земли и лучик света звякнул натянувшись. "Мне пора!" крикнул зайчик и вылетел. Белочка осталась одна. Невесело смотрела она на заходящее солнце. Стучал дятел, мягко прошла лиса. Грыз кору косой.
─ Эй, заяц!
─ А? ─ заяц был тупой, меховой и мог остаться на ночь.
─ Чаю хочешь?
Недоброе тепло.
Григорьевич замерзал. Погоды стояли пронзительно ледяные, дом день за днем холодал, а Анфисы Сергеевны, согревавшей этот дом в любые холода, рядом не было, Анфиса Сергеевна гостила у сына. Хоть и не хотелось Антону Григорьевичу использовать суррогаты, а другого выхода не было. Распечатав пачку, принял две таблетки мегагриппа. Средство действовало быстро: внутри потеплело, разошлось по телу, минутой спустя ударило в голову и накатила волна жара. Горячий воздух в ладонях отчетливо задрожал. Антон Григорьевич взял в руки чайник и сел на керамический стульчик. Грипп - это не шутки, тепла от него много. Можно вскипятить воду, можно согреть дом, а если зазеваться - то можно и сжечь.
В телевизоре шла передача о пользе влюбленности. "Влюбленность ─ очень тяжелая болезнь. Но боятся, а тем более избегать ее не следует. Многие миллионы киловатт-час энергии можно сэкономить для страны, направив энергию влюбленных молодых людей в нужное русло. Обогрев теплиц, работа на тепло и электростанциях." В кадре парочки целовались, где обдуваемые вентиляторами, где на токосъемных площадках, всегда под наблюдением и мудрых и строгих старших товарищей. Чайник в руках Григорьевича проснулся и засвистел.
"Конечно, на время влюбленности человек теряет разум, и иногда даже навсегда, хотя это встречается в наше время все реже и реже. Пожизненная потеря разума случается только в случаях крайне сильной влюбленности, которую специалисты вовремя не рассмотрели и не приняли мер по охлаждению чувств." Тут чайник забурлил, да и дом прогрелся. "В любом случае, никто из этих людей не..."
─ Да на! ─ Григорьевич сунул дулю в телевизор. ─ В гробу я видел вашу заботу! Две упаковки гриппа в месяц и открытка на новый год. В жопу ее себе засуньте, суки, высосали всего и кинули!
Со стульчика малиновый Григорьевич показывал телевизору неприличные жесты, отчего на том плавилась пластмасса.
─ Я вам два месяца сталь плавил и что мне с этого? Инвалидность и сраные таблетки!..
Но тут как-то неожиданно болезнь отступила, температура упала и навалилась слабость. Антон Григорьевич слез со стула и прошаркал в теплую кровать. Побормотав проклятья на сон грядущий, про все это общество и правительство, уснул. И снилось ему, как тогда, пятьдесят лет назад, стоят он и Анфиска, молодые и влюбленные, в домне, по грудь в металле. Горячие до синевы. Сирена воет, сталевары в панике орут, расплав вокруг них выкипает, а они хохочут и ладошками друг на друга металлом плещут.
Подождите...